Неточные совпадения
В день, когда царь переезжал из Петровского
дворца в Кремль, Москва напряженно притихла. Народ ее плотно прижали к
стенам домов двумя линиями солдат и двумя рядами охраны, созданной из отборно верноподданных обывателей. Солдаты были непоколебимо стойкие, точно выкованы из железа, а охранники, в большинстве, — благообразные, бородатые люди с очень широкими спинами. Стоя плечо в плечо друг с другом, они ворочали тугими шеями, посматривая на людей сзади себя подозрительно и строго.
У входа в ограду Таврического
дворца толпа, оторвав Самгина от его спутника, вытерла его спиною каменный столб ворот, втиснула за ограду, затолкала в угол, тут было свободнее. Самгин отдышался, проверил целость пуговиц на своем пальто, оглянулся и отметил, что в пределах ограды толпа была не так густа, как на улице, она прижималась к
стенам, оставляя перед крыльцом
дворца свободное пространство, но люди с улицы все-таки не входили в ограду, как будто им мешало какое-то невидимое препятствие.
На улице люди быстро разделились, большинство, не очень уверенно покрикивая ура, пошло встречу музыке, меньшинство быстро двинулось направо, прочь от
дворца, а люди в ограде плотно прижались к
стенам здания, освободив пред
дворцом пространство, покрытое снегом, истоптанным в серую пыль.
Дойдя до конца проспекта, он увидал, что выход ко
дворцу прегражден двумя рядами мелких солдат. Толпа придвинула Самгина вплоть к солдатам, он остановился с края фронта, внимательно разглядывая пехотинцев, очень захудалых, несчастненьких. Было их, вероятно, меньше двух сотен, левый фланг упирался в
стену здания на углу Невского, правый — в решетку сквера. Что они могли сделать против нескольких тысяч людей, стоявших на всем протяжении от Невского до Исакиевской площади?
Тюфяев был настоящий царский слуга, его оценили, но мало. В нем византийское рабство необыкновенно хорошо соединялось с канцелярским порядком. Уничтожение себя, отречение от воли и мысли перед властью шло неразрывно с суровым гнетом подчиненных. Он бы мог быть статский Клейнмихель, его «усердие» точно так же превозмогло бы все, и он точно так же штукатурил бы
стены человеческими трупами, сушил бы
дворец людскими легкими, а молодых людей инженерного корпуса сек бы еще больнее за то, что они не доносчики.
Тогда еще Большая Дмитровка была сплошь дворянской: Долгорукие, Долгоруковы, Голицыны, Урусовы, Горчаковы, Салтыковы, Шаховские, Щербатовы, Мятлевы… Только позднее
дворцы стали переходить в руки купечества, и на грани настоящего и прошлого веков исчезли с фронтонов дворянские гербы, появились на
стенах вывески новых домовладельцев: Солодовниковы, Голофтеевы, Цыплаковы, Шелапутины, Хлудовы, Обидины, Ляпины…
При М. М. Хераскове была только одна часть, средняя,
дворца, где колонны и боковые крылья, а может быть, фронтон с колоннами и ворота со львами были сооружены после 1812 года Разумовским, которому Херасковы продали имение после смерти поэта в 1807 году. Во время пожара 1812 года он уцелел, вероятно, только благодаря густому парку. Если сейчас войти на чердак пристроек, то на
стенах главного корпуса видны уцелевшие лепные украшения бывших наружных боковых
стен.
Пишет она письмо к своему батюшке родимому и сестрицам своим любезныим: «Не плачьте обо мне, не горюйте, я живу во
дворце у зверя лесного, чуда морского, как королевишна; самого его не вижу и не слышу, а пишет он ко мне на
стене беломраморной словесами огненными, и знает он все, что у меня на мысли, и тое ж минутою все исполняет, и не хочет он называться господином моим, а меня называет госпожою своей».
Антипа Ильича более всего заинтересовала оставшаяся от
дворца неразрушенная
стена с множеством лепных статуй.
Зимний
дворец после пожара был давно уже отстроен, и Николай жил в нем еще в верхнем этаже. Кабинет, в котором он принимал с докладом министров и высших начальников, была очень высокая комната с четырьмя большими окнами. Большой портрет императора Александра I висел на главной
стене. Между окнами стояли два бюро. По
стенам стояло несколько стульев, в середине комнаты — огромный письменный стол, перед столом кресло Николая, стулья для принимаемых.
С трудом удерживался я от желания идти на носках — так я казался сам себе громок и неуместен в
стенах таинственного
дворца.
Бассейн был у царя во
дворце, восьмиугольный, прохладный бассейн из белого мрамора. Темно-зеленые малахитовые ступени спускались к его дну. Облицовка из египетской яшмы, снежно-белой с розовыми, чуть заметными прожилками, служила ему рамою. Лучшее черное дерево пошло на отделку
стен. Четыре львиные головы из розового сардоникса извергали тонкими струями воду в бассейн. Восемь серебряных отполированных зеркал отличной сидонской работы, в рост человека, были вделаны в
стены между легкими белыми колоннами.
Три тысячи шестьсот приставников надзирали за работами, а над приставниками начальствовал Азария, сын Нафанов, человек жестокий и деятельный, про которого сложился слух, что он никогда не спит, пожираемый огнем внутренней неизлечимой болезни. Все же планы
дворца и храма, рисунки колонн, давира и медного моря, чертежи окон, украшения
стен и тронов созданы были зодчим Хирамом-Авием из Сидона, сыном медника из рода Нафалимова.
Рабочий кабинет гетмана во
дворце. Громадный письменный стол, на нем телефонные аппараты. Отдельно полевой телефон. На
стене огромная карта в раме. Ночь. Кабинет ярко освещен.
Обители, соборы, много храмов,
Стена высокая,
дворцы, палаты,
Кругом
стены посады протянулись,
Далеко в поле слободы легли,
Всё по горам сады, на церквах главы
Всё золотые. Вот одна всех выше
На солнышке играет голова,
Река, как лента, вьется… Кремль!.. Москва!..
Берег медленно уходил назад. Постепенно показывались и скрывались густые, взбирающиеся на холмы парки,
дворцы, виноградники, тесные татарские деревни, белые
стены дач, утонувших в волнистой зелени, а сзади голубые горы, испещренные черными пятнами лесов, и над ними тонкие, воздушные очертания их вершин.
Бывало, только утренней зарей
Осветятся церквей главы златые,
И сквозь туман заблещут над горой
Дворец царей и
стены вековые,
Отражены зеркальною волной;
Бывало, только прачка молодая
С бельем господским из ворот, зевая,
Выходит, и сквозь утренний мороз
Раздастся первый стук колес, —
А графский дом уж полон суетою
И пестрых слуг заботливой толпою.
По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины
дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных
стен громадного здания.
— Делай, что знаешь, — произнес король. — Ты самый умный после меня и не посоветуешь ничего дурного. Раздай им золото, только лучше бы было, если бы золотые монеты остались у меня во
дворце. Я велю украсить ими
стены моего жилища и буду любоваться, как солнечные лучи будут играть в этом золотом море.
— Мы все это исправим! Недаром же и звали нас сюда! — Мы построим
дворцы, палаты, храмы. — Опояшем город великолепною
стеной. — Взнесем бойницы. — Начиним их пушками… О! через лет десяток не узнают Москвы…
При учреждении опричнины, в которую были отобраны улицы Чертолье (Пречистенка), Арбатская с Сивцевым оврагом, Сенчинское (Остоженка) и половина Никитской с разными слободами до всполья Дорогомиловского, царь велел построить для себя новый
дворец на Неглинной, на нынешней Воздвиженке, и обнести его высокой
стеной.
Надо еще упомянуть о том, что случилось поздно вечером в самый день, как он виделся с княжною в бильярдной
дворца. Сидел он в своем кабинете с Зудой и рассказывал ему свою заносчивую ссору с Бироном, скорбя, что не послушался советов друзей. Вдруг за
стеной кабинета, в гардеробной, кто-то застонал, и вскоре раздался визг и крик.
— Расскажи же мне все. Без утайки. Кто она? Знай, что нас слышат только четыре
стены этой комнаты и у них нет, как у
стен во
дворцах и палатах вельмож, ушей.
Несколько слободских церквей с ярко горевшими на куполах крестами высились вблизи
дворца.
Стены их были также ярко размалеваны. Между ними особенною пышностью и богатством выделялся славный храм Богоматери, покрытый снаружи яркою живописью. На каждом кирпиче этой церкви блестел золотой крест, что придавало ей вид громадной золотой клетки.
За несколько станций до Петербурга навстречу матери выехал Алексей Григорьевич. Наталью Демьяновну напудрили, подрумянили, нарядили в модное платье и повезли во
дворец, предупредив ее, что она должна пасть на колени перед государыней. Едва простая старушка вступила в залы дворцовые, как очутилась перед большим зеркалом, во всю величину
стены. Отроду ничего подобного не видевшая, Наталья Демьяновна приняла себя за императрицу и пала на колени.
Слободские церкви с ярко горевшими крестами высились вблизи
дворца.
Стены их были тоже расписаны яркими красками.
На него лились с неба серебристые лучи, на него и на белые
стены соборов, и на розовую громаду
дворца, на матовое золото церковных глав.